Форум » Хелга » Триктрак - 4 » Ответить
Триктрак - 4
Хелга: Автор: Хелга Название: Триктрак
Хелга: Wega пишет: Речь шла о броне, которую можно "прошибить" лишь изнутри! Не совсем понимаю суть этой мысли. Не в плане возражения и спора высказываюсь, лишь в качестве обмена мнениями. Атрибут. Чувства человеческие присущи индивидам любой национальности, лишь выражаются они по-разному. Там, где итальянец завопит: "Мама миа, я обожаю вас, донна белла!", англичанин молча съест глазами, а русский скажет: "Ну достала ты меня, и чего я в тебя такой влюбленный?" И это не факт, потому как над нами довлеют стереотипы. Да, есть национальные особенности, темперамент, отношение к той или иной проблеме и способы ее решения, но область любви, притяжения, интереса к тому или иному человеку, как была загадочна и непредсказуема, так и остается, несмотря на Фрейда и прочих иже с ним. Почему нам нравится этот человек и почему нас влечет именно к нему, а не к другому? Почему человек может быть прекрасным во всех отношениях, но не "нашим", чужим, и не влечет к нему совсем, и ничего, кроме уважения, мы к нему не испытываем? Не приводя примеры из жизни, ибо в этом случае придется объяснять подоплеку, долго и нудно, возьму общеизвестные, литературно-драматургические, парочку. Прошу прощения за винегрет. "Служебный роман" Почему Новосельцев полюбил Людмилу Прокофьевну Калугину? Которую терпеть не мог? Увидел в ней живую женщину, вдруг, и полюбил. Пожалел сначала, проникся сочувствием. Сочувствие - первый шаг к любви, разве нет? Почему Вронский влюбился в Анну Каренину? Она зацепила его взгляд собой. «Он извинился и пошел было в вагон, но почувствовал необходимость еще раз взглянуть на нее... » Нечто, привлекающее манящее - первый шаг к любви? И вспомнилась песенка Макаревича "Тонкий шрам на любимой попе". Я увяз, как пчела в сиропе, И не выбраться мне уже. Тонкий шрам на любимой попе - Рваная рана в моей душе. И так далее... Может ли человек зрелого возраста вдруг, неожиданно, почувствовать влечение, интерес, называть можно, как угодно, к женщине? Вопрос, как мне кажется, риторический. При исполнении обязанностей, не при исполнении, в катастрофе, гуляя по парку, будучи англичанином, арабом, китайцем, африканцем... Это же заложено природой. И касательно появления Леньки зрелого. А чем он отличался бы от англичанина при исполнении? Немолодой мужчина, возможно, лысый, не первой свежести явно. Попивал наверняка, как большинство наших героев. И где же романтика? Все это лишь размышлизмы на тему. А главное, счастлива, что мой затянувшийся опус вызывает такие разные чувства! Это бальзам и розы на душу истерзанного пером аффтора. Спасибо!
Wega: Хелга Имелось в виду, что сам инспектор позволит себе этот "беспредел!" Ничего против изложенного тобою я, естественно, не имею: любовь - это не только болезнь, но и великое таинство, раскрыть которое пока ещё никому не удалось. И слава Богу, а то разложат его по генам и атомам, и где же тогда взяться его великой силе обновления душ, жертвенности и романтизму?! Про Людмилу Прокофьевну я и сама вспоминала: даже припомнила момент начала её интереса, который мне представляется, когда Анатолий Ефремович ( ) отвесил оплеуху Самохвалову, совершив, возможно, свой первый мужской поступок. А по поводу национальных атрибутов, всё же готова тебе возразить: в основном, изжить их невозможно, вначале сие прячется в генах человека, а затем утверждается при общении с себе подобными. Именно поэтому итальянец - это "мама миа", а англичанин будет сильно озабочен своим воротничком! Англичан не видела, но так мне кажется...
Хелга: Wega пишет: А по поводу национальных атрибутов, всё же готова тебе возразить: в основном, изжить их невозможно, вначале сие прячется в генах человека, а затем утверждается при общении с себе подобными. Именно поэтому итальянец - это "мама миа", а англичанин будет сильно озабочен своим воротничком! Не странно ли, что именно Англия подарила миру загадочного Шекспира... Битлз и Роллинг Стоунз... Вот такие страстные предложения руки и сердца... И автор скандальных романов о любви и запретных страстях, Дэвид Герберт Лоуренс, тоже был англичанином.
Wega: Хелга Задумалась.... Шекспиром ты меня, похоже, загнала в угол!
apropos: Хелга Шикарные примеры горячих и страстных английских парней. И если представить, как за на вид холодной сдержанностью - в душе нашего инспектора бушуют вот такие страсти... Сердце тает.
Хелга: Мы устроились в гостиной, и инспектор поставил на стол мои нарды, не преминув лаконично объяснить, почему держит дома вещественное доказательство. – Изучал на досуге. Как будто у него в последние дни был досуг? По ночам, что ли, изучал? Кошка, что пряталась где-то в недрах, пока я хозяйничала в доме, явилась в гостиную и уселась на спинке дивана, словно египетская статуэтка в полоску, уставившись в пространство немигающими желтыми глазами. Я напряглась, вспоминая правила игры, хотя, более всего мне хотелось спросить, зачем у дома Монтгомери дежурит «бедолага» сержант, каких разгадок Нейтан ждет от ночи и бури, и озвучить свои догадки, но я не решилась, поскольку на тему был временно наложен запрет. Триктрак — старинная французская игра восточного происхождения. На квадратной доске, разделенной пополам, 24 треугольные клетки двух разных цветов. Каждому из двух игроков дается 15 белых или черных шашек и пара игральных костей. Выбрасывая поочередно кости, играющие передвигают по одной или по две шашки, начиная от первой клетки слева, в клетку, отстоящую от первой, через столько клеток, сколько очков выпало на костях. Кто первый занял двенадцать клеток, выигрывает одну фишку; 12 фишек составляют одну партию. Мы сыграли две партии. Нейтан выиграл обе из них. В первой попытался подсказывать, но я потребовала равноправия и свободы проигрыша или выигрыша, на что он безропотно согласился. Начали третью. – Видите, Питер, оказывается, я не напрасно привезла с собой эти нарды, – подытожила я, выбирая на которую клетку практичней поставить свою черную фишку. – Зачем же вы все-таки их привезли, Анастасиа? – спросил он, перекатывая в широкой ладони кубики-кости. – Но я же объясняла вам… хотела подарить их Джеймсу. Хотя… Он оторвал глаза от доски, взглянул на меня своей синевой. – Что… хотя? – Честно говоря, я и сама не знаю, зачем взяла их с собой. Вернее, знаю, но не знаю, как объяснить. – Попытайтесь, – нахально заявил инспектор, не оставляя мне пространства для отступления, ни на ровном бархатном красно-черном поле, ни на изрытом снарядами разноцветном жизненном. Профи, что тут скажешь. – Я… я придумала, что хотела подарить их. Потому что, наверное, это выглядит странно – везти с собой игру. Они у меня как… как… – здесь я позабыла, как звучит по-английски «талисман» и пустилась в обход, рассуждая о вещах, приносящих удачу или оберегающих в трудное время. – Ваш ход, – сказал Питер, когда я замолчала, исчерпав словарный запас. Просчитав варианты, сделала свой ход под хмыканье Нейтана. – Насколько я понял, вы взяли нарды, чтобы они сберегли вас от неприятностей. Вы ожидали их? Сомневались… – Таких не ожидала. А сомневалась ли? Конечно, я сомневалась. А как бы вы чувствовали себя на моем месте? Поехать в чужую страну, чтобы… чтобы… – … выйти замуж, – закончил он фразу, не глядя на меня. Старательно изучил позицию своих белых и перенес фишку, победно заполнив очередное поле. – Я не мог оказаться на вашем месте, – добавил он. – Разумеется, не могли. Вы бы даже и не подумали ехать за тридевять земель – последнюю идиому я произнесла на родном языке, тут же исправившись, – в другую страну, чтобы жениться. – Гм… – сказал он, – … как вы сказали: за тридьяв земел? – За тридевять земель, так говорится, это значит очень далеко, три и девять земель, – объяснила я. – Три и девять, гм… Ухватившись за тему, начала рассказывать о сакральном значении числа три в русском фольклоре, он слушал, поглядывая на меня, не забывая между тем напоминать о необходимости бросать кости и передвигать фишки, чтобы успешно добраться до конечного поля. Ветер за окном, кажется, начинал стихать, и шум дождя утих. Совсем стемнело. Мы сидели за столиком в кругу света, что бросала лампа с круглым матовым абажуром. Партия подходила к концу. – Вот видите, – сказала я. – Мои нарды пригодились даже для того, чтобы провести время. Мне так хотелось сказать по-русски «скоротать время». Питер улыбнулся своей мальчишеской улыбкой. Наверное, в детстве у него были веснушки. И что он имел в виду, заведя этот разговор о нардах? Это был профессиональный интерес или он просто что-то хотел выведать у меня? Или упрекнуть за недостойные поиски мужчины в чужой стране? Вероятно, и первое, и второе, и третье. И что мне делать дальше? Он сказал: давайте подождем. А что, если сегодня ничего не произойдет? Оставаться ночевать в его доме? Во второй раз? Что он думает обо мне? Хотя, судя по его репликам, можно сделать вывод, что он, совершенно справедливо, считает меня легкомысленной искательницей приключений и мужа-иностранца, желающей устроить свою неудавшуюся на родине жизнь и попользоваться чужими достижениями. И держит меня здесь, в своем доме, чтобы я своим легкомыслием не помешала проведению полицейской операции по поимке преступника. Или не помогла этому преступнику. Собравшись с духом, я открыла было рот, чтобы поблагодарить за гостеприимство, сообщить, что намереваюсь покинуть его общество и тихо-мирно отправиться в свой номер в гостинице, но так и не успела, потому что в этот миг зазвонил телефон. Я даже подпрыгнула на месте, уронив фишки, которые укладывала в стопочку. Инспектор встал и взял трубку. Слушал, время от времени кивая словам далекого абонента. Затем сказал: «Собираюсь выезжать», положил трубку и уставился на меня. – Что? – выдохнула я. – Мышеловка захлопнулась, – глубокомысленно заявил он. – Едете со мной? – А как же буря? – Хм… шторм стих, прорвемся. – Вы… вы хитры, как лис, – заметила я. – Я? – удивился он. – И в чем же я хитер, Анастасиа? – Вы… ладно, еду, конечно, еду! – Так-то лучше, – бросил Нейтан и, помедлив, спросил: – Вы чувствуете себя достаточно хорошо, чтобы ехать со мной? – Достаточно, – кивнула я. Дождь совсем прошел, но ветер все еще упорно гнул ветви деревьев, бил своим воздушным кулаком то в спину, то, внезапно сменив направление, в лицо. Прекрасный Мини Купер Нейтана, блестя мокрыми стального оттенка боками, стоял напротив дома. Инспектор захлопнул за мной дверцу и, протерев ветровое стекло, сел на свое место. – Что произошло? Что там? – сгорая от любопытства, спросила я, когда он вырулил на дорогу. – Увидите, – коротко бросил он, вновь превратившись в неразговорчивого полицейского, не желающего до поры до времени делиться информацией. Я послушно замолчала, злясь и волнуясь. Кого поймал сержант со товарищи? Джеймса? Кадогена Раскина? Или кого-то еще? Будет ли конец у этой бесконечной истории? И каков он будет? Улицы города были ветренны и пустынны. Добрались мы довольно быстро, и оттого мои подозрения в коварстве инспектора упрочились и усилились. Возле уже хорошо знакомого дома Монтгомери нас встретил молодой полицейский. Он что-то сказал Нейтану, тот кивнул, и они пошли в дом, а я последовала за ними, пытаясь правильно дышать, чтобы унять зачастившее сердце. В гостиной, куда мы вошли втроем, стало очень людно. Там уже находились сержант Уиллоби, незнакомый молодой человек, видимо, его помощник и… Кадоген Раскин, собственной персоной. Последний сидел на стуле, спиной к дверям, и обернулся при нашем появлении. Сержант, сидевший на диване, поднялся и быстро заговорил, показывая на журнальный столик. Там лежала до боли знакомая коробка, обтянутая кожей с вытисненными на ней буквами Backgammon. – Присядьте, миссис Сверева, – официально обратился ко мне инспектор, и я, не сводя глаз с коробки, опустилась на предложенный мне стул. – Итак, – заговорил Нейтан, став непроницаемым и суровым, словно вождь индейского племени, – мистер Раскин, вы проникли в этот дом с целью похитить вещь, вам не принадлежащую. Раскин зябко повел плечами, губы его скривились то ли в улыбке, то ли в гримасе отвращения. – Как видите, сэр, – и торопливо добавил: – Но я не имею никакого отношения ни к Хоуп, ни к ее подручному. И ничего не знал о том, что они сделали с Джеймсом. – Так ли? Откуда вы узнали о нардах и тайнике? – Откуда… От миссис Клей, разумеется. Старуха болтала о них направо и налево. Никто не обращал внимания, считая это старческим бредом. – А вы решили, что это не бред? – Она показала мне документ, письмо, написанное прадедом Монтгомери. Она нашла его, когда жила здесь, в доме. Старик Монт злился, твердил, что это лишь семейная легенда, позор семьи, и сам не пытался ничего искать, и ей запретил. – Отец Джеймса? – уточнил инспектор. – Он самый, – скривился Раскин. – Старик был упрям и глуп. А я никогда не оставляю без внимания факты. И если бы не… – он посмотрел на меня и замолчал, глубоко вздохнув. – … если бы не миссис Сверева так неудачно объявившаяся как раз тогда, когда вы наметили осуществить свой план с проникновением в дом… – продолжил инспектор. – Да! – воскликнул, оживляясь, Раскин. – И глупая дура Хоуп, которой старуха разболтала все. – А она поверила также, как вы. – Я не собирался причинять вред Джеймсу! Я хотел убедить его, что в доме есть очень ценная вещь, очень ценная. Если бы он поверил, если бы я успел, ничего бы не было. И Пол бы остался жить. – Зачем вы пригласили Пола? – Зачем? Мы всегда собирались вместе, втроем. И я собрал всех, на встречу. – Или хотели обеспечить себе алиби? – Все пошло наперекосяк… Хоуп опередила меня, потом приехала эта русская. Я искал Джеймса, не знал, что предпринять. Раскин заговорил быстро, давясь словами, и я почти перестала его понимать, улавливая лишь отдельные слова. Затем он достал бумажник, открыл его и извлек на свет сложенный вчетверо, пожелтевший, обугленный с краю лист бумаги и протянул его Нейтану. Тот развернул его и углубился в чтение, чуть шевеля губами. – Весьма любопытный документ, – сказал он. – Ну что ж, давайте посмотрим на этот «позор семьи». Он взял со стола коробку с нардами, взглянул на меня и нажал на потайную панель. С легким шуршанием, чуть тормозя, выдвинулся потайной ящичек, и я невольно зажмурилась от сияния, исходящего оттуда. Там, на бархатной подложке лежала брошь. Центром ее был большой, огромный на мой неискушенный взгляд, бриллиант в форме сердечка, от него сканью расходились лучи, обрамленные по периметру завитушками, украшенными мелкими сверкающими камушками. Свет лампы падал на камни, и они сверкали, отражая лучи тысячами своих граней. Если это была подделка, то очень искусная. А если бриллианты настоящие… Сержант присвистнул, Раскин выругался, и в комнате на миг наступила тишина.
Юлия: Хелга Ну вот! На самом интересном месте! Питер - ревнивец и жучина, но ми-и-илый
Хелга: Юлия пишет: Питер - ревнивец и жучина, но ми-и-илый Ничего, вроде? Юлия пишет: На самом интересном месте! Но "разгадка где-то рядом, в каких-то двух шагах".
apropos: Хелга Раскин что-то явно темнит и путается в показаниях. Но инспектор его расколет - даже не сомневаюсь. От расплаты не уйти. Но как Ася умудрилась спутать планы всех англичан в своем окружении. Сцена игры нашей парочки в нарды очень романтична, а инспектор так чудно ревнует. Юлия пишет: Питер - ревнивец и жучина, но ми-и-илый Не то слово!
Tanya: Хелга Юлия пишет: Питер - ревнивец и жучина, но ми-и-илый Почему-то видится в роли инспектора Виктор Проскурин из "Выйти замуж за капитана", только постарше немного. Это если бы кино снимали
Хелга: apropos пишет: Но как Ася умудрилась спутать планы всех англичан в своем окружении. Это называется, девка взрослая, а ума так и нет. Tanya пишет: Почему-то видится в роли инспектора Виктор Проскурин из "Выйти замуж за капитана", только постарше немного. О, очень неплохая кандидатура. Пошла качать фильм, так захотелось пересмотреть. Он там такой... мужчина.
федоровна: Хелга Материализовались вторые нарды с реальной драгоценностью. Где-то они лежали? У Хоуп ведь были Асины. Все тайны пока остаются тайнами, но инспектор, видимо, держит в руках все нити. Какой он славный вышел! И что ни скажет, все по делу. Все его речи, даже которые к расследованию относятся, дают ему характеристику. Так, по крупице, образ собрался замечательный. Проскурин очень мил, но, на мой взгляд, худоват для инспектора. Не раз упоминаются его, извиняюсь, ручищи, в которых тонут чашки. Кажется, он должен быть плотного телосложения.
Юлия: федоровна пишет: Проскурин очень мил, но, на мой взгляд, худоват для инспектора. Не раз упоминаются его, извиняюсь, ручищи, в которых тонут чашки. Кажется, он должен быть плотного телосложения. Даже не худоват, а мелковат (при всем уважении).
Tanya: федоровна пишет: худоват для инспектора Ну, добавьте немного килограмчиков . Вон, автор не возражает . федоровна пишет: ручищи, в которых тонут чашки А это смотря какие чашки . Не, я не спорю, размышляю и делюсь. К тому же, описание дано героиней, а что в её понимании "упитанный" - нам не поведали, оставили на суд и воображение читателей .
федоровна: Tanya Не, и я не спорю, Проскурин так Проскурин (если согласится набрать несколько килограммчиков и пить из малюсеньких кофейных чашечек) Заглянула в фильм - а он не такой уж и худой там. Tanya пишет: что в её понимании "упитанный" - нам не поведали, оставили на суд и воображение читателей Ну, чтобы мы правильно воображали, прошу автора спросить у Аси, что в ее понимании коренастый, крепко сбитый, как английский дуб.
Хелга: федоровна пишет: Ну, чтобы мы правильно воображали, прошу автора спросить у Аси, что в ее понимании цитата: коренастый, крепко сбитый, как английский дуб. Образ у Аси сложился, иначе бы ни слова не написалось бы про него. Но, очень надеюсь, что раз возникают ассоциации разные, то Нейтан все же живой получается, не картонный.
Tanya: Хелга пишет: Нейтан все же живой получается, не картонный
apropos: федоровна пишет: Заглянула в фильм - а он не такой уж и худой там. Но Найтан поплотнее, более кряжистый, как я понимаю. Кстати, спасибо Tanya за напоминание о фильме - когда-то его очень любила, на волне хочу пересмотреть. Проскурин там бесподобный, настоящий полковник капитан.
Хелга:
apropos: Хорош, но худощав все ж таки. Я инспектора несколько по-другому представляю. Кстати, пересмотрела фильм - сплошное удовольствия. Между прочим, самый что ни на есть любовный роман, но умный, тонкий, без набивших оскомину штампов и розовых соплей.
полная версия страницы