Форум » Хелга » Сентиментальный роман » Ответить
Сентиментальный роман
Хелга: Сентиментальный роман Нортумберленд, 20-е годы XX века
Хелга: Юлия пишет: автор явно всерьез погрузилась в творческое осмысление двойственности человеческой природы... Очень своевременная и неисчерпаемая тема На осмысление автор не потянет, только по верхам если пройдусь. Но то, что именно сейчас это пишется, наверно, что-то значит (для меня, конечно, только) apropos пишет: А где тогда шрамы? Пластику тогда наверняка еще не делали. Анна детально его лицо не рассматривала. А про пластику ничего пока не скажу, все будет дальше. ДюймОлечка пишет: Но все же я Анну не понимаю, я, наверное (понимаю что судить по себе это странно), все же попыталась лично отблагодарить хозяина, хоть и сказала экономка этого не делать. Я всегда боюсь, что время уходит, люди в своем мнении все более утверждаются и мне больно "что он есть где-то там и плохо думает обо мне". Все это правильно, но как бы она его искала? Он мог просто уехать или скрыться в недрах дома. apropos пишет: Ну, ну это понятно. Вопрос смутил - любите? Возможно, имелось в виду - сильно привязаны или как-то так, а в лоб такой вопрос и воспринимается однозначно. Тем более старушка смутилась и вон покраснела даже. Может, это вопрос языка? Пишу и пытаюсь соотносить фразы с английским. У меня и мысли не возникло, что "любите" здесь может значит что-то иное, кроме любви, подобной материнской. bobby пишет: Может, она его нянька? Конечно, нянька.
apropos: Хелга пишет: А про пластику ничего пока не скажу, все будет дальше. Ждем! Хелга пишет: Может, это вопрос языка? Пишу и пытаюсь соотносить фразы с английским. У меня и мысли не возникло, что "любите" здесь может значит что-то иное, кроме любви, подобной материнской. Гы. Тогда поменяй на привязанность или "он дорог вам?", чтобы не было разночтений.
Юлия: Хелга пишет: У меня и мысли не возникло, что "любите" здесь может значит что-то иное, кроме любви, подобной материнской У меня тоже... Не знаю, это все субъективно... Но... Внутри созданной автором ситуации все кажется совершенно ясным. По контексту отношений, которые мы видим как в количестве, так и в реакциях домочадцев - очевидно, что они оба очень преданы хозяину (и само слово "хозяин" здесь обретает особый нюанс, отсутствие отношений "господин-слуга", "работодатель-нанятый работник")... По страшной трагедии, в которую случайно проникает Анна. Подглядев скрытое, Анна попала в самую сердцевину микромира этого дома, общности этих трех людей, в самый нерв, связующий их... В этот самый момент, мне кажется, и невозможно говорить в терминах привязанности - уместны только самые пронзительные слова, нацеленные на самую суть... Это нечаянное проникновение в тайну, в сердцевину боли - не по злобе, но по своеволию - это внезапное нарушение защитного покрова, "раскрытие наготы" шокирует саму Анну... Именно потому, она не стремится к встрече с Фредериком. Это было бы слишком жестоко - нанеся страшную рану, снова ее ворошить и тревожить еще одним вторжением... Для чего?.. Анна так и размышляет - она ничем не может помочь, ничего изменить, единственное, что она может сделать, это оставить его в покое, чтобы не причинить еще больше боли... Вот как-то так это прочитывается мной...
ДюймОлечка: Юлия пишет: что она может сделать, это оставить его в покое, чтобы не причинить еще больше боли.. А как же чувства? Они задеты реакцией, да может где-то он привык что так на него реагируют, да может они могут быть оправданы неожиданностью, но все же... Может это больше снимает груз с души героини - попытка извинения, но все же было бы совсем не лишним начертать записку, даже на прощание.
Юлия: ДюймОлечка пишет: Может это больше снимает груз с души героини В такой ситуации, мне представляется, именно так. Перед такой трагедией - по силе пережитого ею самой потрясения - она просто выбита из этого пласта будничных отношений. Она оказалась в центре трагедии - словно на сцене внутри разворачивающегося действия, - а там совсем другая мера... Она сама опалилась от увиденного, пережитой ею страх - это, как мне представляется, прежде всего ужас не перед уродством, а перед невыносимым, превышающим всякую меру страданием... Может, потом, отстранившись, когда затушуются видения разверстой пропасти, затянется собственная рана от пережитого, она перейдет в обычный регистр чувств и подумает об этом... Так, по крайней мере, мне представляется...
Хелга: Такой бальзам на душу автора читать размышления о героях сочинения. Боялась, что явление Фредерика оттолкнет читателей, да и драма дается мне с большим трудом, непривычно, страшно. Но надо писать, наверно, дальше. Спасибо дорогим читателям!
Хелга: Я остановилась, понимая, что бежать некуда. Капитан, Лев Данилович Гурский, собственной персоной, стоял передо мной. – Анечка, девочка моя, где же ты пропадала? – Уезжала, – пробормотала я. – Куда же ты уезжала, я искал тебя, беспокоился… – Не нужно было беспокоиться, Лев Данилович, со мной всё в порядке. – Вижу, вижу, саквояж, спешка, портовый район… Я увидел тебя еще у паба, даже окликнул пару раз, но ты не слышала. Не слышала? Он растянул губы в своей улыбочке, которая могла означать всё, что угодно, кроме искреннего расположения. – Не слышала. Здесь очень шумно. – Куда же ты направляешься, Анечка? И откуда? – Мне нужно найти знакомую… – сказала я. – Ладно, потом… – махнул он рукой – Пойдем, тут недалеко есть неплохое заведение, посидим там, и ты мне всё расскажешь. Я не стала сопротивляться и пошла с ним, отдав ему саквояж. Всё было напрасно – летний побег, попытки устроиться, мистер Фредерик… круг закономерно замкнулся там же, где начался – в лапах капитана Гурского. Единственное, что было отрадно – возможность слышать и говорить на родном языке, если бы только с кем-то другим. В «заведении», куда он привёл меня, было почти пусто. Гурский заказал какую-то еду и вино. – Как ты прекрасна Анечка, ты очень похорошела. Итак, вот мы и снова вместе… рассказывай, где была и что видела, – заявил он, поднимая бокал. «Мы снова вместе» резануло, словно нож прошелся по старой ране. Резануло и немного встряхнуло. Я отодвинула бокал с вином. – Нет, мы не вместе, Лев Данилович. И я не хочу вина. – Ах, что же ты, Анечка… Опять это «Лев Данилович» … мы же с тобой практически муж и жена. Ты оставила меня, так внезапно, я был сокрушен, искал тебя. Он улыбнулся, на этот раз сладко, поправил прядь, которой прикрывал прогрессирующую лысину. Кажется, за время нашей разлуки у него прибавилось седых волос. – Лев Данилович, мы не муж и жена, вовсе нет. И оставила я вас, потому что… вы сами знаете почему… Он вздохнул, глаза его увлажнились. – Анечка, ты не можешь простить мне тот поступок? Да я был жесток, я ударил тебя, но это было от любви, от чувства… – От чувства? И второй раз… и третий… ? – Ах, перестань, дорогая моя. Я клянусь, более такого не повторится. Ведь я спас тебя тогда, в Мурманске, и на пароходе, когда погиб Иван Степанович, царство ему небесное… Он суетно перекрестился. – Я приехал на пару дней с мыслью найти тебя и вот, какое счастье! Я забираю тебя в Лондон, там есть возможности, там много наших, я обратился в Комитет помощи русским беженцам и состою в Обществе русских врачей… Конечно, условия жизни пока довольно скромные, но вместе мы справимся со всеми невзгодами. Как я рад, что встретил тебя, Анечка! Это судьба, судьба снова свела нас. Я молчала, оцепенев. Действительно, судьба. Стоило мне появиться в Ньюкасле, как меньше, чем через час сталкиваюсь с человеком, от которого бежала. Круг замыкается всегда? Может, согласиться на его предложение, надеяться на клятву не поднимать на меня руку, перетерпеть его объятия, содрогнувшись, подумала я. Всё-таки буду не одна – ведь я уже в полной мере «насладилась» борьбой с жизнью. – Что ты молчишь, Анечка, деточка моя? Подумай и пойми, что это лучшее решение. Что ты будешь делать одна в чужой стране? Особенно, вот с этим… Он порылся в своём планшете, который всегда носил с собой, и извлёк знакомую газету с передовицей «Судомойка убивает хозяина Хорсли!» – Тебя нигде не возьмут на работу, никто не поселит тебя в своём доме! Только я смогу тебе помочь. – Я невиновна, меня отпустили после дознания, – сказала я, едва шевеля помертвевшими губами. – А это неважно, дорогая, стоит показать эту газету, и никто не станет разбираться, что, как и почему, тем более с иностранкой. Он огляделся и спрятал газету в планшет, словно испугался, что кто-нибудь увидит, как он сидит за одним столом с судомойкой-убийцей. Интересно, как она к нему попала? Впрочем, не так уж интересно. Фредерик, прочитав эту статью, послал Арлена спасать меня, а Гурский – занялся шантажом. Какая пропасть разделяла этих людей! – Хорошо, – сказала я – или это снова кто-то говорил за меня, – я поеду с вами в Лондон, но больше ничего не обещаю. Мне нужно забрать свои вещи, а для этого найти приятельницу. Гурский радостно засуетился, уговаривая поесть и выпить. Я съела бифштекс, пригубила вино, и мы ушли, снова в сторону порта в поисках лавки, где работала Бренда. Я переночевала в маленькой гостинице, а на следующий день мы с Гурским сели в поезд Эдинбург – Лондон, проходящий через Ньюкасл.
ДюймОлечка: Хелга Появились подробности прошлого Анны, впрочем совсем не радостные. Не ясно, правда, почему она так сильно робеет перед этим... Понятно, что хочется сбежать от того кто руку поднимал, но почему среди людей, на улице сразу не дать отпор и не уйти, а позволить собой управлять? Мне кажется, тут есть что-то еще почему Анна так сильно пасует.
apropos: Хелга Мало того, что этот Лев Гурыч сам по себе противный и наглый, так еще и бил ее. Мерзавец какой, пользуется тем, что она беззащитна. Самое отвратное, что может быть в мужике. ДюймОлечка пишет: Мне кажется, тут есть что-то еще почему Анна так сильно пасует. Очень может быть. Еще обреченность какая-то: хотела сбежать, но не получилось, и судьба вроде как толкает ее опять к этому типу. Хелга пишет: Фредерик, прочитав эту статью, послал Арлена спасать меня, а Гурский – занялся шантажом. Какая пропасть разделяла этих людей! Пропасть, да. Ну, не спасать - как Арлен мог ее спасти? - но узнать, как все обстоит, и, по возможности, был готов помочь. Видимо.И в итоге помог.
Юлия: Хелга Автор держит интригу! Не дает читателю продохнуть... apropos пишет: Самое отвратное, что может быть в мужике. Ужасный мерзкий тип. ДюймОлечка пишет: есть что-то еще почему Анна так сильно пасует Может, это как раз пережитое потрясение - от всего вместе?.. Она сбежала от него, когда была в его полной власти. А сейчас у нее даже есть 200 фунтов, что по тем временам сумма, кажется, совсем не маленькая?..
bobby: Хелга Какой отвратительный тип! Я тоже не понимаю, почему Анна так стушевалась сразу, прямо как кролик перед удавом. Как-то не в ее характере. Очень надеюсь, что автор не оставит ее с этим Гурским...
Хелга: ДюймОлечка пишет: Понятно, что хочется сбежать от того кто руку поднимал, но почему среди людей, на улице сразу не дать отпор и не уйти, а позволить собой управлять? apropos пишет: Еще обреченность какая-то: хотела сбежать, но не получилось, и судьба вроде как толкает ее опять к этому типу. Устраивать скандал на улице она не может, в силу характера, как мне кажется. А обреченность, наверно, должна быть в этот момент. apropos пишет: Ну, не спасать - как Арлен мог ее спасти? - но узнать, как все обстоит, и, по возможности, был готов помочь. Видимо.И в итоге помог. Помочь, да. Юлия пишет: А сейчас у нее даже есть 200 фунтов, что по тем временам сумма, кажется, совсем не маленькая?.. Это очень большая сумма, на нее скромно можно было прожить год, а то и больше. bobby пишет: Я тоже не понимаю, почему Анна так стушевалась сразу, прямо как кролик перед удавом. Как-то не в ее характере. А вот каким видится её характер? Я-то вижу одним, а читателям как видится?
ДюймОлечка: Хелга пишет: Это очень большая сумма, на нее скромно можно было прожить год, а то и больше. Наверное и больше, вроде бы оплата горничной в год около 5 фунтов, а значит , даже если тратить в 10 раз больше (учитывая что нужно где-то снимать жилье и что-то есть), то несколько лет точно. Хелга пишет: А вот каким видится её характер? Видно, что характер спокойный, сейчас человек в стрессе и сложно оценить ее решительность - но отпор то она хозяину дала в прошлом, да и по замку Фредерика она бродила, не боясь. Смелость есть. Заботливая и неравнодушная - болеющую девочку не оставила и ее маме помогла. Но вот все равно ощущение что она не нашла себя в жизни, что ее несет, болтает... И из-за того что внутри какой-то твердости не хватает, она и не может остановиться, и дать отпор, и принять решение что ей делать дальше.
Хелга: ДюймОлечка Спасибо! Очень близко к авторскому ощущению.
apropos: ДюймОлечка пишет: Но вот все равно ощущение что она не нашла себя в жизни, что ее несет, болтает... И из-за того что внутри какой-то твердости не хватает, она и не может остановиться, и дать отпор, и принять решение что ей делать дальше. Ну, ей пока сложно к чему-то прийти - слишком много всего произошло - крушение привычной жизни со всеми вытекающими проблемами. Мне кажется, она еще молодец, что решилась бороться со сложившимися обстоятельствами - сбежала, попыталась как-то устроиться. Просто ей очень не повезло. Известные события могли сломить и не такую, как она, любого. Сейчас она находится в крайне сложной ситуации, неожиданной для нее. Наверняка, когда она придет в себя, опять попытается все изменить. Не думаю, что она покорится.
Юлия: ДюймОлечка пишет: Видно, что характер спокойный, сейчас человек в стрессе и сложно оценить ее решительность - но отпор то она хозяину дала в прошлом, да и по замку Фредерика она бродила, не боясь. Смелость есть. Заботливая и неравнодушная - болеющую девочку не оставила и ее маме помогла. Но вот все равно ощущение что она не нашла себя в жизни, что ее несет, болтает... И из-за того что внутри какой-то твердости не хватает, она и не может остановиться, и дать отпор, и принять решение что ей делать дальше. У меня близкое представление сложилось. Вот только у меня ощущение, что ей не внутри твердости не хватает, а под ногами - твердой почвы... "Ну кто ж из нас на палубе большой Не падал, не блевал и не ругался? Их мало, с опытной душой, Кто крепким в качке оставался..." Мне кажется, Анна как раз из последних... Но качка есть качка. И крепкий на ногах не каждый раз устоит... В настоящий момент ее только что окатило огромной волной и отбросило к фальшборту. Отдышится и встанет на ноги... apropos пишет: Наверняка, когда она придет в себя, опять попытается все изменить. Не думаю, что она покорится. Несомненно. Мне кажется, она даже как будто забыла об этих 200 фунтов, настолько она потрясена внутренне - не обстоятельствами, а пережитой встречей с Фредериком, с его трагедией и болью... Именно это поразило ее внутреннее Я, а не внешняя качка... Ей просто нужно немного времени, чтоб отдышаться...
Хелга: apropos Юлия Спасибо за мнение об Анне! Я выпадаю на какое-то время, по внешним обстоятельствам. Не теряйте.
apropos: Юлия пишет: Мне кажется, она даже как будто забыла об этих 200 фунтов, настолько она потрясена внутренне - не обстоятельствами, а пережитой встречей с Фредериком, с его трагедией и болью... У меня, пожалуй, тоже такое впечатление. Хелга пишет: Не теряйте. Ждем и надеемся!
Хелга: – Анечка, девочка моя, мы столько пережили вместе, я самый близкий тебе человек, – говорил Гурский, сжимая мою руку. Купе, в которое мы сели, оказалось пустым, занимавшие его пассажиры вышли в Ньюкасле. Оставалось надеяться, что на следующей станции оно заполнится, и это прекратит поток признаний и откровений Льва Даниловича. – Это судьба, что мы встретились вчера, так неожиданно – я ведь и не рассчитывал на такую удачу. Я приехал забрать свои вещи, как и ты – разве это случайное совпадение? Это Божий промысел, не больше-не меньше. Конечно, я надеялся на встречу, надеялся и искал, да… – Это нелепая случайность, – бормотала я, пытаясь освободить руку из его пожатий. – Нелепая? Нет, ты не права, Анечка. Вспомни, как мы сюда попали, то была цепь, ведущая к нашему соединению. Конечно, я не имею в виду трагическую гибель Ивана Степановича, это огромное горе для всех нас, – зачастил он, видимо, заметив что-то в моем лице, – но дальнейшие события… Ты ведь была благосклонная ко мне, понимаю, что не любила, но сейчас не те времена, когда грезят о любви… – Не те, – согласилась я. – Сейчас вместо любви – шантаж? – Забудь, забудь, Анечка. Это был неблагородный порыв. Я уничтожу эту газету и никогда не воспользуюсь... Прости, прости меня. Ты понимаешь, ты всё понимаешь, ты очень умная, Анечка. Мы прошли через страдания и унижения… ты помнишь то ужасное время карантина, но нас пустили в страну, дали убежище… а теперь я даже имею вполне достойную работу. Что это была за работа, он не объяснял, а я не спрашивала, не желая выказывать заинтересованность. Он продолжил свой монолог и, вероятно, надолго, если бы на следующей станции в купе не вошла пожилая леди и девушка, по всей вероятности, её компаньонка. Дама окинула нас недоверчивым, если не сказать, подозрительным взглядом, вздохнула полной грудью и приказала девушке размещать свой багаж. Гурский умолк, освободил мою руку и отодвинулся. Когда мы вышли из поезда в Лондоне, мне вдруг стало страшно. Такой одинокой и потерянной я не чувствовала себя за все эти месяцы жизни в чужой стране. Словно маленькая девочка, навсегда потерявшая маму на шумном задымленном вокзале среди незнакомых, занятых своими делами людей. «Что с тобой, Анечка? – услышала я сквозь гул толпы голос Гурского – Идём, нам ещё ехать». – Куда ехать? – спросила я, вдруг осознав, что придётся ехать куда-то с ним, с человеком, который, если когда-то и вызывал во мне добрые чувства, сейчас казался опасным, как похититель, увлекающий за собой свою жертву. Что я сделала? Зачем согласилась ехать с ним сюда. в Лондон? Можно было отказаться, сбежать, уехать в другой город. Ведь у меня есть деньги, двести фунтов, которые дал мистер Фредерик – откуп на молчание и срочный отъезд. Разве я не могу распорядиться этими деньгами себе на пользу? Но что я скажу Гурскому? Что могу обойтись без него? Могу ли? Я муха, глупо попавшая в паутину, но мне страшно её покинуть, потому что не знаю, куда идти и что делать за пределами этой паутины. – Анна, идём же, – настойчиво бормотал рядом Лев Данилович. – Мы уже привлекаем внимание полисмена. – Привлекать внимание полисменов – моё любимое занятие, – буркнула я и пошла, отдав Гурскому свой потяжелевший саквояж. Город шумел и гремел, омнибусы, конные и с моторами, экипажи и автомобили двигались в только им известном порядке, спешили пешеходы, уверенно лавируя среди всей этой городской суматохи. Полисмен на углу что-то регулировал, неподвижный, как статуя с указующей рукой. Гурский, посуетившись, выбрал конный омнибус, и мы поднялись на верхнюю площадку, откуда головокружительно открывались одна за другой улицы города. Головокружительно в прямом смысле слова, к панике добавилось и кружение головы. – Анечка, душа моя, не волнуйся, мы скоро приедем, – склонившись ко мне, говорил Гурский. – Я живу в Сохо, недорого, в пансионе. Хозяйка, миссис Реган – дама суровых пуританских правил, но надеюсь, для тебя найдется комнатка, там вполне чисто и даже уютно. Омнибус выехал на тихую в сравнении с предыдущими улицу, мы вышли, и Гурский зашагал по узким улочкам, уверенно считая повороты. Остановились перед двухэтажным домом с мансардой, втиснутым меж двумя такими же. Суровые пуританские правила хозяйки, казалось, были отчеканены на ее лице, усеянном мелкими морщинами, и собраны во взгляде ярко-голубых, круглых, как у птицы, глаз. – Это ваша родственница, мистер Гурски? Тоже русская? – спросила она без малейшего сарказма. – Дочь моего погибшего друга, – отвечал он. Миссис Реган окинула меня испытующим взглядом. – Я сдаю комнаты жильцам соответствующих моральных правил. Никаких художников и музыкантов, которых развелось здесь немеряно. – Я играю на рояле, но только для себя, – брякнула я первое, что пришло в затуманенную голову. – У меня нет рояля, а комната лишь одна, в мансарде. Если вас устроит, – отвечала хозяйка. – Но никаких художников, музыкантов и молодых людей! Так я и оказалась в крошечной комнатке под крышей, в одном доме с Гурским, в большом Лондоне, куда хотела отправиться, а приехав, испугалась.
apropos: Хелга Поехала-таки с ним. Какой он мерзкий во всех отношениях - суетливый, трусливый, подлый. Не до любви, говорит. Ха! Но хоть в отдельной комнате у высокоморальной хозяйки, с ней не забалуешь, и прохиндею этому придется уняться на какое-то время. Где наш Всадник?!
полная версия страницы