Форум » Хелга » Пять мужчин. Хелга - 4 » Ответить
Пять мужчин. Хелга - 4
Хелга: Автор: Хелга Название: Пять мужчин Жанр:что-то о любви и вообще... Главы на сайте: http://apropospage.ru/zabava/sof1/fivemen/fivemen_1.html
Tatiana: Цапля пишет: Так что думать о розовой перспективе тоже не имеет смысла - как оно сложится, неведомо. Это да... Тем более, что исходя из дальнейшего, мы не слышим о присутствии Митеньки на горизонте. Если честно, то я не знаю, как сама бы поступила в этой ситуации. Очень сложно держать оборону и быть верной принципам, когда ты молода, неопытна и немножко беременна.
Цапля: Tatiana пишет: Если честно, то я не знаю, как сама бы поступила в этой ситуации. если честно, этого никто не может сказать определенно. Это как в случае с обсуждением морального облика Анны Карениной в соотв. треде - никогда нельзя сказать уверенно, поступишь ли разумно и правильно сама, окажись в похожей ситуации.
Калина: А каково влюбленной (и не остывшей еще от этой влюбленности) юной женщине - быть - с мужем, думая - о другом? По принципу - стерпится-слюбится? да, можно надеяться, что Митенька будет плечом и жилеткой, и сыну будет отец. Ну, извините, что я все о приземленном, но "жизнь рядом с белым эмалированным другом" может очень быстренько отключить мозги и включить инстинкты. Я это к тому, что жизнь настолько меняется, а в Динином случае особенно, что ориентиры полностью теряются. И пока ты вновь их не обретешь, можно сделать много чего, очень для тебя нехарактерного.
Цапля: Калина пишет: И пока ты вновь их не обретешь, можно сделать много чего, очень для тебя нехарактерного. Совершенно справедливо! *ворчливо* где уже Хелга с продолжением, пока дождемся, договоримся до чер-те-чего.
Калина: Цапля пишет: Совершенно справедливо! В общем, мы договорились. Где же автор?
Бэла: Во дают! Вам скока лет? В 18-19 она - максималистка (как щас помню)! Не пойдет взамуж за простодруга, а не любимого человека! Я за это!Ставки?
Калина: Бэла пишет: В 18-19 она - максималистка (как щас помню)! Не пойдет взамуж за простодруга, а не любимого человека! Может, она захочет повести себя, как разумная взрослая женщина (потому что беременная). И поступит так. как, по ее мнению, они обычно поступают.
Tatiana: Дамы, поживем - увидим. Хелга Ау!
SlavnaYa: Ох, Митенька, кто ж их энтих женщин разберёт... Не пойдет ведь замуж, не пойдет. Автора!!!
Цапля: *жалобно* ну, и что, автор?
Хелга: Замечательно-увлекательная дискуссия! Бальзам на смятенную душу аффтора.! Спасибо, дамы!
Хелга: Мы идем быстро и молча, мимо черных тополей, шеренгой тянущихся вдоль аллеи. Не на шутку разыгравшаяся вьюга беспорядочным коловоротом вращает скопища снежинок в конусах света от фонарей. Совсем стемнело, и мы то вступаем в светлую полосу, то уходим в серую полутьму, чтобы снова прийти к свету. Полосатый путь и полосатое состояние, когда темное смятение от мысли, что мне придется дать ответ, сменяет светлое щекочущее чувство. Правда, скоро темные полосы начинают захлестывать светлые и, как ни странно, темные участки аллеи становятся длиннее из-за негорящих фонарей. Я не ждала такого. Во всяком случае, мне так казалось. Я боялась слов сочувствия и жалости, признания в любви, вызванного этой жалостью, но не этих слов. Я уже почти смирилась с мыслью, что Митенька испытывает ко мне какие-то чувства, отличные от дружеских, но то, что он принял столь кардинальное решение, не укладывалось в голове. - Почему? - вырвалось у меня в ответ на Митины слова. - Что почему? - он ёжится, поднимая воротник пальто. - Почему замуж, Митя, почему замуж? - растерянно повторяла я. - Не надо, не надо меня жалеть... - Ладно, пойдем, холодно, - вдруг резко сказал он. - Наверно, я выбрал не слишком удачный момент. Мы идем по аллее, сворачиваем к переходу, затем через двор, к моему подъезду. - Зайдешь? - спрашиваю я его, боясь, что он согласится. - Нет, поздно уже, поеду домой. - Митя, мы завтра поговорим, дай мне подумать, - выдавливаю я. Он качает головой, смотрит на меня, вздыхает, кашляет. - Хорошо, Дина, давай завтра. Он наклоняется и осторожно целует меня в щеку. У него сухие прохладные губы. Я не могу заснуть ночью, ворочаюсь, встаю, иду на кухню, жадно пью воду, сижу на подоконнике, поджав под себя замерзшие ноги, мысли текут бессвязно, не цепляясь, соскальзывая одна на другую, в тупом беспорядке. Я слушаю, как завывает вьюга за окном, раскачивая березу, что дотянулась до нашего шестого этажа, рассматриваю свой чуть округлившийся живот, снова ложусь и пытаюсь представить, что рядом со мной Митенька – Стас тяжело поворачивается ко мне, и я тону в темноте его глаз, «Как дела, рыжие… ?"» – спрашивает он. Сворачиваюсь в клубок. Теперь я знаю, что тоска – это настоящая боль. Рыжих, красных, рудых, red, Искал в толпе, Бронзу волос, будто ночи бред, Хранил в себе. Наизнанку, навылет, навзрыд, насквозь… Сердце рвал. Не сложилось, сломалось, не сбылось, Зачем пропал? Медная, золотом волос горишь В моих ночах. Рыжею ундиной-птицей паришь, Сулишь печаль. Рыжие, ржаные рождают боль Медью маня Медом поят и режут льдом, Как ты меня… ******** Я рассеяна и на работе. Снова запорола ирландский чайник, мыслями улетев в неведомые, то есть, очень даже ведомые, ночные дали. Отключаю мотор, стягиваю фартук и иду мыть руки под сочувственное «Не лепится, Диночка?» Семена Ивановича, потом устраиваюсь за столом, раскладываю на нем лист рисовальной бумаги и погружаюсь в попытки воплотить свои смутные идеи в графической форме. Движение карандаша, оставляющего мягкие рассыпающиеся линии на шероховатой желтоватой бумаге, успокаивает, придает моим смятенным мозгам иллюзию устойчивости. Пытаюсь собрать на листе узор — тот, что не раз вырисовывался в голове в эти дни - ворох линий и листьев, беспорядочно переплетенных и образующих… что образующих додумать не успеваю – ломается карандаш, оставляя на бумаге жирную незаконченную линию, когда я слышу над собой знакомый голос: – Дина… добрый день… Нет, только не это! Он опять явился сюда! Краска заливает лицо, уши, шею, стекает ниже, да что же это такое! Поднимаю глаза. Мой… случайный любовник стоит передо мной во всем цвете своей блондинистой молодости и юной щеголеватости, а я опять сижу перед ним в старой клетчатой мужской рубахе, с красным лицом и руками, перепачканными графитом, во всей красе своих сорока. – Ты зачем пришел? – спрашиваю, разозлившись на себя и на него. – Дина… почему так сурово? Ты не хочешь поздороваться? – парирует Стас, усаживаясь за стол. Он смотрит так, словно обнимает меня глазами. – Ты мне мешаешь… здравствуй, – шепчу я. – Мешаю и смущаю…? – говорит он. – Стас… я очень рада тебя видеть, но, пожалуйста, сейчас уйди… Тебе заняться больше нечем? – Почему нечем? – невозмутимо отвечает он. – Сегодня с утра уже в контору вызывали, пришлось съездить по делам. Как только освободился, сразу к тебе… мы же вчера не договорились… – А мы должны были договориться? – мрачно бросаю я. – А разве нет? Я… – Стас, прости, но я занята сейчас, — спешу оборвать его возможные комплименты и признания. — Может быть, потом встретимся? – Почему ты сердишься? – он наклоняется ко мне, лицо его совсем близко и губы… у меня перехватывает дыхание. Сжимаю кулаки, чтобы успокоиться и говорю: – Я совсем не сержусь, но ты мне мешаешь… – Я буду тише воды… Что ты рисуешь? – он отрывает от моего лица свой многозначительный взгляд и обращает его на лист бумаги с незаконченным наброском. – Ты так здорово рисуешь, всегда удивлялся людям, которые умеют делать это. А тем более лепить такие штуки. Ты меня просто поразила, – он кивает в сторону стеллажей, заставленных керамической утварью. — Именно этим? — спрашиваю я. — Не только, но когда увидел тебя за гончарным кругом… Так вот, оказывается, чем можно поразить мужчину! Заняться кустарным ремеслом у него на глазах. Низкий льстец… — Странные у тебя предпочтения, — говорю я. — Какие есть… – Но ты тоже делаешь оригинальные вещи, — добавляю я, вспомнив его подсвечник из проволоки. – А… ерунда… — он машет рукой. — Сломал ногу, сидел в гипсе дома, делать было нечего, вот и начал крутить проволоку. На мой вопрос отвечает, что работал на монтаже какой-то там сети, стоял на приставной лестнице, а она упала. От полного краха и потери самообладания меня спасает Андрей Болотов, позвав обсудить организацию предстоящей выставки-продажи. С трудом, но выпроваживаю Стаса, пообещав позвонить ему вечером. Возвращаюсь домой затемно, Андрей потащил меня смотреть помещение, часть которого предполагается отдать под наши гончарные изделия, оно находится на другом конце города в здании бывшего завода, его опустевшие цеха давно уже сдаются в аренду. После осмотра и обсуждения как оформить интерьер выставки, Андрей подвозит меня домой. Заползаю пешком на свой шестой этаж, потому что лифт, как назло не работает.
Леона: Похоже, что она всю жизнь его любила. Стаса №1.
Калина: Хелга Вот они, то есть мы, женщины, такие. Сначала хотим счастья. Потом нам его дают. Но мы начинаем поджимать губы, выкаблучиваться и всячески его портить. Стас №2 пытается сделать из Дины королеву. Но она, конечно, сопротивляется и доказывает, что она Золушка.
Леона: А по-моему, она просто сама боится поверить в то, что может быть счастлива.
Калина: Леона пишет: А по-моему, она просто сама боится поверить в то, что может быть счастлива. Ага. Поэтому и портят. Люди обычно все портят, цели имея прямо противоположные. Забыла написть - стихи изумительные. Эх! Рваный стих тааак за душу берет...
apropos: Хелга Порадовала продолжением (пусть не с вечера, не с утра, но хоть днем) А Стас ее любил... Тот, первый, а Дина - по своей молодости и категоричности - выбросила не только ту бумажку с адресом, но и его из своей жизни, хотя он он все равно остался с ней и в ней. Ужасно щемяще все... Ах, дорогой автор, как же ты пишешь... Блондинистый Стас - прелесть. Смятение Дины понятно. Она чувствует себя неловко и... не знает, чего ожидать от него и от себя.
apropos: Хелга Ой, только сейчас сообразила - хотя помнила, что локон был золотой - что у нас с тобой героини - обе рыжие.
Хелга: Леона пишет: Похоже, что она всю жизнь его любила. Стаса №1. Или свою любовь к нему? Калина пишет: Но она, конечно, сопротивляется и доказывает, что она Золушка. Это называется инстинкт самосохранения, нет? apropos пишет: что локон был золотой - что у нас с тобой героини - обе рыжие. Угу, обе, как это мы в унисон? Ты когда описала, какая у Бов кожа белая и краснеет от любого сотрясения, я сразу прониклась...
apropos: Хелга пишет: как это мы в унисон? Мысли на расстоянии? Досоавторотворились.
полная версия страницы