Форум » Хелга » Мой нежный повар-8 Хелга » Ответить
Мой нежный повар-8 Хелга
Хелга: Автор Хелга Жанр - ЛР, душераздирающая история о любви и нелюбви... Ссылки на песни Жака Бреля Jacques Brel Ne Me Quitte Pas Jacques Brel Le Plat Pays Jacques Brel Laat me niet Alleen Саксофон Ne Me Quitte Pas, Акер Билк, саксофон feeling Petite_Fleur Love me tender killing me softly laughter in the rain
Элайза: apropos пишет: Уверена, Джи все понял - просто решил над ней пошутить немножко - и тем проверить свои предположеия. И оказался прав: девушка если и держала джемпер под подушкой, то совсем по другой причине. Он же умница. Во-о-о-о-т, полностью согласна. Конечно, ДжИ все понял, не дурак ведь — одна "мхатовская пауза", которая последовала за этим вопросом, пока Аглая усмиряла свои составные части, должна была ему это явно продемонстрировать, аж уж вкупе с румянцем и маловразумительным объяснением, которому он ни грош не поверил, и подавно. Другое дело, что сам он что-то явно темнит, и в этой связи, наверное, ему так важно, чтобы Аглая первая озвучила серьезность того, что их связывает — видимо, ему этого не хватает, чтобы собраться с духом и объяснить свои таинственные обстоятельства. А Аглая все не колется...
Леона: Хелга Ооох... *держась за сердце* ну и вопросики...Ты хочешь, чтобы я ушёл? Это провокация! Упрямая девушка может ведь и ляпнуть "Да!" и потом всю жизнь мучиться. ДжИ, наш, конечно же, не дурак и вообще - оченьумный, но всё-таки марсианин, и я в него верю, но кто их, марсиан, знает? Он определённо нервничает и что-то недоговаривает, а может, не уверен в серьёзности Глашиных чувств и хочет услышать от неё ответ. Потом, Сергея он в деревне видел. И Алёна. Куча вопросов без ответов. Продолжения, автор!
Дафна: Хелга ну, как всегда... за валерьянкой побежала
novichok: Эхххх, а я тут бежала со всех ног, а тут полный Обломинго
Tatiana: novichok пишет: Эхххх, а я тут бежала со всех ног, а тут полный Обломинго
Хелга: Воскресное утро салютовало солнечными лучами, пытающимися пробиться в комнату сквозь неплотные шторы, но я в отчаянии натянула одеяло на голову, пытаясь скрыться от солнца, утра, воскресенья и самой себя. Мне было грустно и хотелось плакать, хотя для слез вроде бы не было особых причин. Через четверть часа я предприняла попытку выбраться из пещеры своих грез и взглянуть в лицо реальному миру, который вновь хлынул на меня солнечным светом, зелеными цифрами 08:21 на электронных часах и надрывным телефонным звонком. «Это он!» – возликовала я, тут же одергивая себя, потому что это не мог быть Джон: он не знал номера моего домашнего телефона. «Узнал в телефонной книге…» – с надеждой придумала я, пока бежала в прихожую, где мама уже завладела аппаратом. – Доброе утро, – сурово сказала она, протягивая мне трубку. – Твоя подруга. Звонила Жанна. – Глашка, собирайся, едем в Петергоф! Репетируем свадебное путешествие, знакомимся и общаемся. У Максимки свидетель, закачаешься… Холостой, между прочим… разведенный… – Подожди, Жанна… – пролепетала я, ошалев от неожиданности и напора. – Собирайся, говорю… надеюсь, у тебя выходной? Надеюсь, ты не трудишься сегодня? А то ведь с тебя станется и в воскресенье устроить себе трудовой будень… – Жанна, я никуда не поеду, – вяло запротестовала я. – Даже не думай отпираться, все решено, вчера не могла до тебя дозвониться, мы уже едем, будем через полчаса, максимум сорок минут. Чтобы была во всеоружии, помыта, побрита и так далее… – и Жанна положила трубку. Я плюхнулась на стул в коридоре. Зачем мне ехать в Петергоф в веселой компании брачующихся и свидетелей, если на душе скребут кошки, а настроение ниже нуля на несколько градусов? «Затем и ехать, чтобы поднять себе настроение, – уверенно заявил рассудок. – Или ты намерена весь день просидеть, свернувшись в кресле и ждать, а вдруг он позвонит?» – А ты прав, приятель, – поразмыслив, согласилась я и отправилась умываться. – Нужно обязательно выбраться из дома, а тем более в Петергоф, –– убеждала себя я, выдавливая на зубную щетку веселенькую полосатую полоску зубной пасты и зачем-то вспоминая, как вручала Джону бритвенный прибор, как он мило усмехался и целовал меня, а потом брился, а я стояла рядом и тупо наслаждалась этим зрелищем. «Клиника, дорогая, это клиника!» – отметил рассудок. «Действительно, клиника» – согласилась я. Эта неделя пролетела как вращающийся в тумане калейдоскоп, наполненная Джоном, мыслями о Джоне, ожиданиями Джона и прощаниями с ним. Он больше не задавал мне щекотливого вопроса о своем джемпере, а я не пыталась узнать подробности его жизни, словно мы заключили с ним молчаливое согласие не касаться того, что нам бы не хотелось открывать друг другу. Нам было хорошо вместе, очень хорошо, во всяком случае, мне казалось, что и он испытывает ко мне какие-то чувства, кроме простого удовольствия от разных видов общения, хотя та пылкость, с которой он любил меня, могла просто-напросто свидетельствовать о его страстной натуре, а беседы обо всем на свете - о том, что я не совсем безнадежный собеседник. Прошлая суббота стала праздником души и тела: мы валялись в постели, предаваясь грешному блаженству, потом что-то ели, болтали, гуляли по городу, без маршрута и цели. Нас занесло в тихо разрушающуюся старую Коломну, мы бродили вдоль мрачных красноватых стен Новой Голландии, тянущихся за Крюковым каналом. Спасаясь от дождя, заскочили в маленькую галерею, расположившуюся в подвальчике доходного дома. В галерее было пустынно и тихо, мы оказались единственными посетителями. С картин, развешанных на стенах небольшого узкого зала, на нас взглянули странные затейливые лица, то кропотливо вырисованные карандашом, то мягко набросанные пастелью. – Забавные вещи, – сказал Джон, улыбаясь краешками губ. – Тебе нравятся? Я кивнула. Было что-то завораживающее в этих причудливых лицах, сплетенных из линий и штрихов. Джон остановился возле портрета, с которого смотрело женское лицо в ворохе волос, оно двоилось двумя возрастами: правая половина была девичьей, юной, упругой, – черты левой были тронуты увяданием: морщинки в уголках глаз сминали кожу, оплыли, стекли контуры щек. – Забавно… – пробормотал он и обернулся на меня. – Посмотри, Глаша, какой портрет… – Печальный немного, – сказала я. – Печальный, да, ты права, – откликнулся Джон. Почему-то мне запомнился этот портрет и наш короткий разговор. В воскресенье он уехал на работу и позвонил лишь в понедельник, сообщив, что намерен встретиться со мною во вторник. В понедельник же вернулась мама и первым делом обнаружила в ванной бритву, которую Джон оставил, заявив, что надеется еще не раз воспользоваться ею в моей ванной, а я в одинокий воскресный вечер любовалась этим очередным музейным экспонатом имени Джона Ивановича и в результате позабыла упрятать его в активно формирующийся архив этого музея. – Что это, Аглая? Здесь был мужчина? Надеюсь, это был Сережа? – выдала матушка свое удивление и надежду. – Да, здесь был мужчина, но не Сережа, – призналась я, ругая себя за безалаберность и ожидая бури, которая и последовала. Мама бушевала долго, но, к счастью, в конце концов переключилась на свои впечатления от встречи с подругой и старыми знакомыми, да и мне пора было отправляться на работу, и я смылась до вечера. Джон появлялся и исчезал, затащил меня на знакомую явочную квартиру, где мы провели целый вечер и расстались, потому что у него были дела. Я чувствовала, что увязаю в нем все глубже и глубже, все труднее было расставаться с ним и все невыносимее ждать его. Все попытки настроить себя на легкие отношения оказались тщетными, я попала в зависимость от его присутствия или отсутствия рядом. Кажется, это называется любовной горячкой? Или просто… любовью? А вчера он повел меня в свой «Тритон», на Фонтанке, оказавшийся небольшим уютным ресторанчиком в двух шагах от Семеновского моста. – Устраивайся, я сейчас, – сказал Джон, усадив меня за пустующий столик в углу и ушел. Я осмотрелась. Все столики в зале были заняты, тихо переливались звуки негромкой музыки. Слева на стене примостился террариум, из которого на меня в упор смотрела, шевеля толстыми щеками, огромная, желтая, как мандарин, лягушка, и я сразу вспомнила ее скромную серую родственницу, россиянку, проживающую в старой бане на Горбуле. Джон появился минут через десять. – Тебе нравится здесь? – Да, очень, – сказала я. – Лягушка не смущает? – Ничуть, – парировала я, перехватив его довольный взгляд. – Я здесь недавно, – продолжил он, как ни в чем не бывало. – Хозяин – мой старый приятель, уговорил перейти к себе. Он начал рассказывать о ресторане, меню и музыке, которую здесь играют. – Ты такой ценный во всех отношениях… – то ли съязвила, то ли польстила я. Он по обычаю усмехнулся, сжал мои руки, помолчал, глядя на меня, потом произнес своим хриплым голосом так, что у меня, кажется, закружилась голова: – Аглая, мне нужно тебе сказать… Официант, кудрявый метис с явной примесью африканской крови, подошел к нашему столу и, улыбаясь, начал разгружать заполненный закусками поднос. – Джон Иванович… все как вы просили… запеченная форель, салат, вино IL… – Спасибо, Саша, – улыбнулся Джон. Наверное форель была хороша, а вино изыскано, но я едва замечала вкус и того и другого, погрузившись в отвратительно-блаженную негу, иначе назвать мое неадекватное состояние было трудно. Я ждала, что Джон продолжит свою незаконченную мысль, но он так ничего и не сказал. Потом мы мчались по вечернему городу, чтобы успеть в метро, а расставаясь у моих дверей он объявил: – Завтра у меня дела… – На весь день? – спросила я, проглотив фразу: «А я так надеялась, что воскресенье – выходной день, и мы проведем его вместе, и ты скажешь то, что хотел сказать…» – Да, с утра… – Ты работаешь? – спросила я. – Да… – ответил он.
Хелга: Едва я успела привести себя в порядок, надеть джинсы и свитер и выпить чашку кофе, как зазвенел дверной звонок. В квартиру ввалилась счастливая шумная Жанна, сразу же заполнив собой всю прихожую, да, пожалуй, и часть комнаты. – Готова? – с порога взревела она, тряся немыслимыми кудряшками, украшающими ее взбалмошную голову. – Жанна, что за поездка? С чего вдруг? – Все нормально! Погода – класс! Что ты собираешься сегодня делать? Сидеть на диване, уткнувшись в книгу? Решать свои дурацкие задачки? Вчера, небось, целый день носа из дома не показала. Хотя нет, я тебе звонила, ты трубку не брала, и сотовый молчал. Где была? – Во-первых…– «во-первых, я не просидела весь день дома, он был у меня более, чем насыщенный»… – мои задачки не дурацкие, а вчера я пару раз ходила в магазин и гуляла. А телефон позабыла зарядить, – позорно соврала я. Хотя, телефон у меня действительно разрядился. – Ладно, прощаю, – снизошла Жанна. – Кстати, о свидетеле Макса, что едет с нами: его зовут Саша, он разведен, свободен, и я охарактеризовала тебя с самой положительной стороны, ни слова не сказав, что ты – ученая крыса со степенями. – Нет у меня никаких степеней, – огрызнулась я, затосковав: именно ухаживаний неизвестного свидетеля со стороны Жанниного жениха мне и не хватало! – Не поеду, – попыталась защититься я. – Это глупо. И что я скажу мужикам? – Скажи, что я заболела, занята, ну не знаю, придумай что-нибудь! – Слушай, Глашка, неужели ради лучшей подруги ты не можешь пожертвовать своей дурацкой принципиальностью в отношении мужского пола? Одного пробросила из-за того, что она, видишь ли, его не любит, другого… «Какая там принципиальность! Если бы ты знала, Жанна, что никакой принципиальности по отношению к мужскому полу у меня нет, ни капельки. А хочу я сейчас только одного: чтобы одна особь мужского пола была бы здесь рядом, и больше мне ничего от жизни не надо» – хотелось заорать мне, но я ограничилась замечанием: – Ладно, Жанна, аргументы были весомыми. Едем, но у меня есть одно условие, которое не подлежит обсуждению – никакого сводничества! И не обижайся, у меня на это есть вполне веские причины! – Какие? – заинтересованно спросила подруга. – Глашка, колись, у тебя кто-то есть… – Есть… – ответила я, не в силах больше сопротивляться желанию признаться в своей слабости. – И ни слова больше. Жанна восхищенно вздохнула, изобразила жест немоты и полного согласия и уселась на стул. – Одевайся, а то ребята заждались там, внизу… Максим оказался почти таким, каким я его и представляла: высокорослым обладателем аккуратного брюшка и темно-синего БМВ, свидетель -– полноватым, но вполне симпатичным, слегка полысевшим блондином, явно удачливым бизнесменом среднего полета. – Александр, – представился он и тут же отвесил комплимент по поводу моего редкого имени и восхитительной внешности. Жанна что-то ворковала, Александр начал что-то рассказывать, я рассеянно отвечала, думая о Джоне, Максим выруливал на Гражданку. – Одно удовольствие ездить по воскресному Питеру, – говорил Александр, – кстати, Аглая, вы можете звать меня просто Саша, – ни тебе пробок, всюду зеленый свет. Максим с водительского места подтвердил его слова, я молча кивнула, изобразив улыбку, надеюсь достаточно доброжелательную, Жанна выдала пакет эпитетов касательно затронутой темы. За окном замелькали массивные здания Московского проспекта. – Мы, вроде, собирались в Петергоф? – удивилась я. – В Павловск… – ответил Максим. – Жанна, ты же говорила о Петергофе! – Ой, Глаш, забыла тебе сказать, мы поменяли планы: Саша уговорил ехать в Павловск, он там родился, все знает … – В Павловск так в Павловск, – вздохнула я. – «Там я тоже сто лет, как не бывала». Максим оставил машину на стоянке, и мы вошли в парк. Александр уверенно повел нас за собой, безошибочно ориентируясь в переплетении аллей. Он, к моему удивлению, оказался приятным собеседником, неплохо осведомленным в истории Павловска и его знаменитого парка. – Вот это аллея Молодого жениха, а там слева – Зеленой женщины, – бодро сообщал он, взяв на себя роль гида. Жанна приутихла, милуясь со своим импозантным женихом, а я успокоилась и отдалась прогулке, чуть теплому осеннему солнцу и красоте Павловского парка, который обрушился на нас слепящим разноцветьем уходящего бабьего лета. Мы вышли на площадь к Большому дворцу, раскинувшему свои колоннады с гордой симметрией, словно птица крылья. Курносый бронзовый Павел, картинно опершись на трость, что-то высматривал вдали. Мы обошли дворец и погрузились в причудливую, чуть искусственную, красоту Павловского парка с его нимфами и грациями, ротондами и башнями, замками и беседками, упрятанными среди деревьев, – их отражения, чуть ломаясь, тонули в прозрачной глубине прудов, дорожки шуршали ворохами разноцветных листьев, горбатились арки мостиков, перекинутых через узкие каналы. Петляя среди холмов, мы добрались до Чугунного мостика, красующегося ажурной решеткой ограды, слева белела совершенными линиями ротонда храма Дружбы, впереди огромным зеркалом раскинулся Круглый пруд, который казался скорее прозрачным усыпанным листьями лугом, чем водоемом. В глубине пруда среди багрово-красных кустов виднелась каменная стена, увенчанная балюстрадой и вазами – Большой Каскад. «И почему рядом со мной не Джон?» – в сто первый раз отправила я безответный вопрос в осеннее небо. – Там возле стены, говорят, стояла статуя из черного мрамора, не вспомню сейчас имени богини, исчезла в неизвестном направлении… – сказал Александр. – Украли? – весело спросил Максим. – В ночной тиши, – добавила Жанна. – А кто ее знает, – ответил наш гид. – Тайна, покрытая мраком. С чем купил, с тем и продаю. – Я читала… – начала было я и осеклась. Пронзительная нота зазвенела в прозрачном осеннем воздухе и опала резким режущим слух диссонансом: впереди на берегу пруда показался мужчина, он нес на руках женщину, а она обнимала его за шею и прижималась губами к его щеке. Его длинные темные волосы были стянуты в конский хвост, на нем была коричневая куртка, столь хорошо знакомая мне. Я бы узнала этого мужчину из тысячи, потому что это был Джон, мой… Джон. «И почему мы не поехали в Петергоф?» – пронеслась нелепая мысль.
Цапля: Упс!! давеча я задумалась о том, как Докки получила приглашение на помолвку Птица и Надин... Этому нашлось рациональное объяснение, хотя сутки до него мы пережили с трудом... Но я верила в Птица, а бумажка - предмет тысячи возможных нестыковок, ошибок, подлогов... А ЭТО?
полная версия страницы